В 16 лет она плакала над солдатскими ранами, в 25 писала сценарии детских праздников, в 27 сотни школьников приветствовали её пионерским салютом. От 30-летней Любови Семёновны потерял голову приезжий музыкант, а за 40-летней тётей Любой бегали соседские мальчишки. В конце 20-го века она знала зарубежный и весь отечественный кинематограф, а в 21-м отметила золотую свадьбу и стала обладательницей победной медали.
95-летняя Любовь Семёновна Кудряшова рассказала «Рыбинскому дневнику», какой запомнила свою молодость и советский Рыбинск.
* * *
В Рыбинск супруги Кудряшовы приехали в 55-м или 56-м, в середине зимы. На вокзале молодожёнов встречала мать мужа — неприветливая тётя Шура. Вместо «здравствуйте» констатировала: «ну, татарку привёз», и только потом обняла и поцеловала.
— Я русская, мама, — без заискивания, но и без обиды на свекровь восстановила справедливость Люба.
Маленькую, худую, и такую хрупкую на вид, суровым приёмом её было не напугать. К моменту знакомства она видела раны и смерть, поработала на военном заводе и почти полтора десятка лет отдала школе и огромному пионерскому лагерю. Не тушевалась перед начальством, ладила с пионерами, пользовалась уважением у их родителей. И с рыбинскими родственниками мужа общий язык нашла быстро.
— Мать, рот закрой. Это не тот человек, чтоб на неё шуметь, — слово свёкра, железнодорожника-орденоносца, в семье Кудряшовых считалось законом. Прислушивался к словам отца Любин муж, не смела перечить и суровая хозяйка.
Невестку свою тётя Шура не обижала, но звала — и в глаза, и для соседок, — только девкой. Говорила: «Да какая же она баба, если её в грядах потерять можно, за ботвой не разглядишь? Девка и есть».
* * *
С будущим мужем Люба познакомилась, можно сказать, случайно. В лагере под Уфой, где она каждое лето работала старшей вожатой, в самый разгар смены заболел баянист. А без музыки как? Ни маршем на линейку выйти, ни песню не спеть, ни танцев после ужина не устроить.
Со своей бедой поехала пионервожатая в завком Уфимского моторного завода. Заявила: не будет баяниста — распускайте смену, не быть детскому отдыху. В заводском комитете прислушались — нашли среди молодых инженеров баяниста. Игорь Кудряшов, приехавший на уфимский моторный по распределению, на музыкальном инструменте играл с ранней юности — в отца пошёл.
Баянист, хоть и не знал детского репертуара, с общественным поручением справился. Уже через неделю, прощаясь с пионерами и вожатой, позвал Любу замуж. Девушка думала — шутит, а он пришёл свататься. Да не один, а с батей, который специально для знакомства с потенциальной роднёй приехал из Рыбинска.
* * *
— Любовь Семёновна, а в каком платье вы замуж выходили?
— Как в каком? Какое было, в том и пошла. Девчонки думали, я в горком собираюсь.
Со свадьбой после отцовского благословения тянуть не стали. Мама запереживала — к такому событию готовиться надо, а у неё ни запасов, ни денег. Но будущий муж все расходы взял на себя. С готовкой и столом помогли уфимские родственницы. Свадьба получилась хоть и не особо пышной, но ладной — с гостями, застольем, музыкой. Душа в душу Кудряшовы прожили больше полувека — никакого обращения, кроме «милая моя» да «солнышко» Люба от своего баяниста за все эти годы не слышала.
А вскоре после свадьбы засобирались молодожёны переезжать — квартирный вопрос в Уфе не решался, а в Рыбинске пару ждали.
* * *
О переезде Любовь Семёновна не волновалась — заочно была знакома с нашим городом ещё с войны. Когда рыбинский моторостроительный эвакуировали, у многих в Уфе поселились квартиранты. В семье, где Люба была старшей из семерых детей, жили три рыбинские женщины. Много приезжих было и в цехах завода, где девушка работала сначала шлифовальщицей, а потом кем-то вроде кладовщицы. Правда, на производство она попала тоже, можно сказать, случайно.
— На заводе я оказалась после госпиталя. Работала там санитаркой, помогала в операционной, за больными ухаживала. Сколько слёз на солдат вылила! Впечатлительная была в 16 лет. Мне дежурные сёстры говорили: не плачь, на всех слёз не хватит, а моих, наверное, хватило бы. Так бы и работала, если бы не желтуха.
Если бы не внезапная болезнь, судьба Любы и на самом деле могла сложиться по-другому. Она могла связать профессию с медициной, а оказалась в цехе оборонного предприятия.
— На моторном заводе меня поставили к круглошлифовальному станку. Расставила я на столе детальки, а мне рук не хватает, не дотягиваюсь. Что делать? Я взяла и залезла внутрь, стараюсь, работаю. Мастер идёт мимо, да как закричит: что ты там делаешь, такая мать? И вытащил чуть не за шкирку. А потом нажал кнопку, и тут только я поняла, как это работает. Откуда же взяться знаниям, если не объяснил никто?
Когда страна стала потихоньку возвращаться к мирной жизни, в трудовой книжке Любовь Семёновны появилась новая запись.
* * *
— Когда война кончилась, меня послали работать в школу. Я директору школы говорю: Фёдор Прокофьевич, я ведь ничего не знаю, у меня и образования-то никакого нет. А он: ничего, пойдёшь в педучилище, выучишься и будешь работать.
Так и вышло — в учебном году девушка работала в школе, летом в лагере. На старшей вожатой были школьные праздники, линейки, самодеятельность. О ёлках, которые ставили к Новому году её подопечные, слава до Гороно доходила — Любины сценарии другим школам в пример ставили.
Справиться с лагерем тоже было не просто. В смену за городом 750 детей отдыхало, и все по струнке ходили — за 14 лет ни одного ЧП. Ценили педагога и дети, и родители. Когда сказала, что уезжает, пытались отговорить от переезда — требовали, чтобы директор школы квартиру ей выбил, но выбор супруги уже сделали.
Не мудрено, что с такой выучкой она быстро привыкла к новому месту.
* * *
В Рыбинске ей вновь повезло получить интересную работу. А может, это она такой человек, что любая деятельность в её рассказах кажется увлекательной. Люба Кудряшова работала методистом кинопроката. Не работа — мечта, ведь в обязанности женщины входило отсматривать новые киноленты и распределять копии по дворцам культуры и кинозалам. Кому «Летят журавли», кому «Неуловимых мстителей», а кому производственную драму. Попробуй-ка, сделай на таком кино план по выручке, если зрители ждут «Фантомаса», «Операцию Ы» или хотя бы индийскую мелодраму…
— Директора домов культуры готовы были на колени передо мной вставать, только бы обеспечивала их механиков хорошими фильмами. Угличский, Брейтовский, Некоузский, Мышкинский районы — все в Рыбинск ездили. У нас был специальный просмотровый день, когда все собирались и смотрели по пять-шесть лент подряд. Самые кассовые всегда уходили в «Центральный».
Однако самыми заинтересованными в хороших фильмах были даже не руководители клубов, а местные ребятишки. Кинопрокат находился в Ягутке. Пацанят и девчонок Любовь Семёновна пускала в тёмный зал каждый раз, как начинался просмотр. Они тихо сидели у двери и исчезали с задних рядов ещё до того, как в зале зажигали свет. Такой у них с тётей Любой был уговор.
Сейчас эти ребятишки сами уже бабушки и дедушки.
* * *
— Любовь Семёновна, а когда вы в Оленинском были?
— Да недавно была. Там жизнь моя, я за счёт того воздуха живу. Там совсем не так дышится, как в городе.
Оленинским Любовь Семёновна называет местечко в стороне от Ярославского тракта. Там, на улице Оленинской, до сих пор стоит деревянный дом, в который привёз её более 60 лет назад муж. Там жило старшее поколение Кудряшовых, выросли её дети, проводили лето внуки. Несмотря на то, что благоустроенную квартиру в Рыбинске уфимцы получили более 50 лет назад, связь с Оленинским не ослабла. Там до сих пор летом собираются все рыбинские родственники, а соседи считают пожилую женщину кем-то вроде местной старейшины.
Для детей и внуков тех ребятишек, которым она показывала гайдаевские комедии, 95-летняя Любовь Семёновна «самая любимая бабушка». Вот начнётся лето — и опять они все к ней потянутся. Одни за конфеткой, другие — за историями или советами, а кто-то будет рад и просто поздороваться.
Дай Бог, так и будет.
Текст: Надежда Лазарева
