Год назад в Рыбинске появился «Хороший театр». 30 октября основатель театра Николай Шишигин отмечает 40-летие. В преддверии этих событий с Николаем и Дарьей Шишигиными вспомнили, как всё начиналось, побеседовали об актёрской профессии, репертуаре и том, как театр переносит пандемию. Встреча происходила в закоулке за зрительным залом. Там большой стол, чай, печенье. До эпидемии гости театра пили здесь чай, задавали артистам вопросы, обсуждали увиденное. Сейчас так пока нельзя. Ну, хотя бы разрешили открыть театр.
В «Хорошем» Николай и Дарья — и актёры, и администраторы, бутафоры, технические специалисты. Так они решили сами, сменив несколько театров, отыграв десятки ролей в чужих спектаклях.
Николай, когда вы поняли, что актёрство — ваше призвание? С какого раза поступили в университет?
Мы учились в Ульяновске. Тогда там открыли филиал ГИТИСа. Поступил я со второго раза, в группу, которую набирали московские педагоги. С Дарьей мы учились на одном курсе. Её не пустили в Москву, а я был «мал и глуп, из деревни». В большой город меня тоже побоялись отпускать.
Тогда на вступительных экзаменах педагог Михаил Вартанович Скандаров мне сразу сказал: Коля, у тебя есть возможность откосить от армии? А у меня уже военник был на руках. У меня ведь отца не было. Это были первые две чеченские кампании. Закон вышел о том, что старшего брата нельзя брать в армию, потому что он кормилец. Я такой кормилец и был. Все мои одноклассники попали в Чечню. Кто как оттуда вернулся. Кто за голову взялся, кто нет. Не хочу про свой класс говорить, у меня половины уже нет. Другая половина — наркоманы. Как раз тогда эта волна была, они в неё попали. Я благодарю бога, что не попробовал наркотиков.
У вас актёрская семья, а как всё начиналось?
Мы учились и там же влюбились. Отношения развивались бурно: временами мы друг друга ненавидели, потом опять любили. В какой-то момент я понял — что-то надо делать. Вывел её на лестничную площадку и сказал: вот 25 лет мне будет, я приеду и на тебе женюсь. Она не поверила. После учёбы я сразу уехал в Москву, а потом вернулся — жениться. Свадьбу сыграли в ТЮЗе, работать мы там начали ещё во время учёбы. Это было очень клёво и весело. Директор ТЮЗа меня любил за то, что я работяга. Как-то я до четырёх утра винтики-шпунтики заворачивал. Зато к десяти можно было начинать спектакль.
После Ульяновска вы работали в Воркуте. Как вас туда занесло?
Николай: Это было прикольно. Я сказал Даше: Любишь меня? Поехали! Она за 24 часа собрала вещи, и мы с маленьким ребёнком поехали. Я не знал, что нас там ждёт, такой радостный был, довольный. Когда деревья кончились, я говорю: Даш, а где деревья? А там ничего нет.
Дарья: я как раз приехала в родные края, 18 лет там прожила, с рождения. Норильск и Воркута — это один пояс. Я нормально там себя чувствовала.
Но зато там северные сияния
Это единственное хорошее, что можно выделить в воркутинской природе. Город серый, страшный, но полярная ночь мне очень нравилась, я был очень работоспособным в эти периоды. А полярные дни тяжело переносил, не понимаю, как там днём жить. Я всё время боялся проспать. Нормальные день и ночь там только в сентябре и в апреле. И весны там нет: идёшь вечером домой — на деревьях почки, выходишь утром — уже листья распустились. Ну как так? Снег так же тает. Раз, и всё, будто и не было, за природой-матушкой не успеть. Как оказалось, я без весны не могу.
Зимой тоже сложно. Когда мы только приехали, было так хорошо, тепло. Думаю, что врут, классный же климат. А на второй сезон сразу -55 градусов. Выходишь, а вокруг белый туман, ничего не видишь, на ощупь идёшь в театр. Застали и чёрную пургу (ураганный ветер со скоростью до 40 м/с, — прим. автора). Тогда всех жителей по домам распустили, а у нас репетиция. Нам негде было оставить маленького ребёнка, мы с ним ходили.
В Воркуте и с людьми так: там середины нет. Человек либо плохой, либо хороший. Это мне в воркутянах очень нравилось.
А почему уехали?
Я вдруг понял, что если ничего не поменять, мы разведёмся, я потеряю семью. Труппа театра была слабой, климат сложным, другие проблемы накопились. У нас уже был пятилетний сын. В деньгах мы не нуждались, мы просто друг друга уже не видели. Она перестала воспринимать меня как мужчину, я не воспринимал её как женщину. И принял волевое решение, пришёл и написал заявление об увольнении. Потом Даше сказал: Прости, пожалуйста. Отыграем последний Капустник, и я уезжаю. И поехал по театрам искать новую труппу. Был в Рязани, присылали приглашения из других театров. А потом Даша позвонила, сказала, что в Рыбинск требуются актёры. Она знала, что я мечтал работать в Волковском театре, потому что там Фирс Шишигин (советский театральный режиссёр, педагог, — прим. автора). Я же тоже Шишигин. И я поехал смотреть, что за город Рыбинск. Это был 2014 год.
И как вам Рыбинск?
Здесь мне понравился Собор, Волга рядом. Служебный вход в театр еле нашёл. До этого мы прислали руководству театра видеовизитку. Нам сказали: мы так смеялись, возьмём вас без просмотра. Я побывал на репетиции, мне понравилось и поехал готовить семью к переезду. Половину вещей мы там оставили, потому что далеко везти. Стиральную машинку до сих пор жалко.
За год в Рыбинске мы поняли, что надо покупать квартиру. У нас двое детей, ну сколько можно кочевать? У нас в паспортах у всех разные места рождения. Даша из Норильска, я из Гаврилов-Посада, Лев в Ульяновске родился, а Анисия в Ярославле. Люди мира (смеётся). В итоге свили гнездо, что называется.
Пять лет вы отдали Рыбинскому драматическому. Что этот опыт вам дал?
Рыбинский театр много нам дал. Было приятно поработать с Петром Орловым. Когда мы только пришли, труппа была на пике. Я здесь ещё больше открылся, убедился, что мы хорошие артисты. То, что мы в театре на своём месте, я понял ещё в Воркуте. Нам встречались артисты, которые верят, что они звёзды. Я им всегда один и тот же вопрос задаю: ребят, как вы понимаете, что вы хорошие артисты, если вы не играли в других театрах? Как вы это понимаете, объясните мне? С чем вы сравниваете?
Вы себя не считаете звёздами?
Нет.
А мы, зрители, считаем
Ну, это ваше право. Мы только проходим свой путь. При этом прекрасно понимаем, что на нас смотрят, и всё остальное. Самое страшное у актёров — это гордыня, звёздная болезнь. Это когда не идут на компромисс: либо будет как я сказал, либо никак. Так тоже нельзя. У себя я это тоже замечаю, нужно с этим бороться, но не знаю пока как. Хотя гордыня тоже должна быть в какой-то степени. Мы же амбициозные.
Вы играли в «Мужской работе», это один из популярных спектаклей у рыбинского зрителя. А вам он как?
Мне этот спектакль не интересен, я такого уже наигрался. Зрители его любят, потому что людей приучают любить лёгкие комедии. «Зойкина квартира» появляется на афишах восемь раз в год, а «Мужская работа» — восемьдесят, это с гастролями. А какую мысль несёт этот спектакль? Какая мысль в сисях-писях? Мне жалко на это времени.
«Хороший театр». Как вы вообще на это решились?
Николай: Мы дураки. Что тут ещё сказать? Рыбинскому драматическому мы отдали пять лет, там всё было понятно. А уходили мы в никуда.Очередной годовой контракт с РДТ закончился 19 июня, а 1 августа мы нашли помещение. Тогда же начали делать ремонт. Недавно вот год театру отметили.
Дарья: У меня случилось так: мы играли одну из комедий. Был антракт, я смотрела на себя в зеркало, на другую актрису в платье с разрезом. И вдруг осознала, что через каких-то два-три года мой сын может прийти с девушкой в театр и посмотреть этот спектакль. Представила, как девочка будет его спрашивать: это твоя мама в трусиках бегает? Это было как ушат холодной воды. Я поняла, что не хочу так. В «Хорошем» мне ни за один спектакль не стыдно.
Почему именно «хороший» театр?
Это напоминание, чтобы не показывать пошлятину. Чтобы не было даже мысли сделать что-то плохое, взять какую-то неинтересную пьесу. Сейчас у нас в репертуаре 11 полноценных спектаклей. К театру тянутся люди. Бывает, репетируешь, вдруг дверь хлопнула. Заходит человек и говорит, что он музыкант, может нам пригодиться. В Рыбинске много творческих людей.
А вот кстати — про творческих. Считается же, что актёры — это такие люди на облачке. Как вы справляетесь с хозяйством, налогами, бухгалтерией?
Дарья: Вообще-то у нас высшее образование. Любую информацию можно найти в интернете, да и в официальных органах подсказывают. Единственная проблема в том, что всё нужно делать в Ярославле. Сильно туда не наездишься. Как-то из-за знака препинания пришлось документ переделывать.
Николай: А я всю жизнь подрабатывал монтировщиком сцены.
Переживаете, что из-за пандемии театры снова могут закрыть?
Да, переживаем. Мы уже вложили деньги в новый спектакль. Если будет вторая волна, то мы опять будем…есть траву, кору. Весной и летом я уже поработал на «Ярославском бройлере» и «Рамозе». А куда деваться? Дети же должны что-то кушать.
За полгода простоя у театра накопились долги. На время пандемии нам сократили сумму арены с 30 до 10 тысяч рублей. Мы должны за май, июнь, июль, август. В сентябре аренда была 50%, а сейчас опять 100%, хотя ситуация с эпидемией острее, чем в летние месяцы. Почему? Это народу неизвестно. Конечно, хорошо, что мы производим впечатление состоятельных людей, внушаем уверенность. Придётся соответствовать. Мы справимся.
С актёрами беседовала Юлия Шурыгина
